Последнее королевство - Страница 60

Нас перекинули через седла, некоторое время длилась скачка, и только на вершине большого холма, поднимающегося на юге от Батума, с нас сняли плащи. На холме нас встречал сияющий Беокка.

– Ты спасен, лорд! – сказал он мне. – Хвала Всемогущему Богу, ты спасен! И вы, моя госпожа, – прибавил он, обращаясь к Бриде.

Я молча таращился на него. Спасен? Скорее, похищен. Брида поглядела на меня, я – на нее, и она едва заметно покачала головой, словно говоря, что нам лучше молчать. Во всяком случае, я воспринял ее знак именно так и ничего не ответил Беокке, который велел нам одеться.

Раздеваясь, я сунул свой амулет и браслеты за пояс и теперь не стал их вынимать. Беокка потащил нас к ближайшей церкви, обычной деревянной лачуге с соломенной крышей, размером не больше свинарника, и там вознес благодарность Господу за наше благополучное прибытие. Затем привел нас в соседний с церковью большой зал, где представил жене Альфреда Эльсвит, которую сопровождали дюжина женщин, в том числе три монашки, и двадцать воинов в полном вооружении.

Эльсвит оказалась маленькой женщиной с мышино-серыми волосами, маленькими глазками, небольшим ртом и решительно выдвинутым подбородком. По подолу ее голубого платья с широкими рукавами серебряными нитками были вышиты ангелы, на шее висел тяжелый золотой крест. Рядом с ней в колыбели лежал младенец, и только потом, гораздо позже, я сообразил, что то была Этельфлэд; итак, увидев ее в первый раз, я даже не подозревал, что это она. Эльсвит приветствовала меня с сильным мерсийским акцентом, расспросила о родителях и сообщила, что мы с ней родня, поскольку ее отец, мерсийский олдермен Этельред, – кузен недавно почившего Этельвульфа, чье тело я видел под стенами Редингума.

– Теперь о тебе, – повернулась она к Бриде. – Отец Беокка сказал, ты племянница святого короля Эдмунда?

Брида молча кивнула.

– Но кто твои родители? – спросила Эльсвит, нахмурясь. – У Эдмунда не было братьев, а обе его сестры монахини.

– Хильд, – ответила Брида.

Я знал, что так звали ее тетку, которую она ненавидела.

– Хильд? – Эльсвит была озадачена, более того, у нее зародились подозрения. – Ни одну из сестер славного Эдмунда не звали Хильд.

– Я ему не племянница, – негромко призналась Брида.

– Ага.

Эльсвит подалась на стуле вперед, на ее треугольном личике отразилось удовлетворение, какое испытывают некоторые люди, уличая лжеца.

– Но меня учили называть его дядей, – к моему изумлению продолжала Брида.

Мне показалось, что она ставит себя в весьма затруднительное положение, признаваясь во лжи, но оказалось, что она плетет новую ложь.

– Мою мать звали Хильд, у нее не было мужа, и она требовала, чтобы я называла короля Эдмунда дядей, – проговорила она тихо, испуганным голосом. – Ему это нравилось.

– Нравилось? – засопела Эльсвит. – Почему?

– Потому что, – сказала Брида, заливаясь румянцем.

Понятия не имею, как она сумела покраснеть, но она все-таки покраснела, потупила глаза, и вид у нее был такой, словно она вот-вот разразится слезами.

– Ага, – снова проговорила Эльсвит, догадываясь, на что намекает девчонка, и в свою очередь заливаясь румянцем. – Так он твой... – Она не договорила, не желая обвинять покойного, да еще и святого короля Эдмунда в том, что он прижил незаконного ребенка от какой-то Хильд.

– Да, – сказала Брида и в самом деле залилась слезами.

Я разглядывал закопченные балки большого зала, силясь не расхохотаться. – Он был так добр ко мне, – рыдала Брида, – а проклятые датчане его убили!

Эльсвит безоговорочно поверила Бриде. Люди обычно верят в худшие поступки других людей, и вот выяснилось, что почитаемый за святого король Эдмунд был тайным бабником. Это не умаляло его святости, но за его грехи придется теперь расплачиваться Бриде: Эльсвит тут же предложила отправить ее в какой-нибудь монастырь на юге Уэссекса. Пусть Брида и королевской крови, но она запятнана грехом, поэтому Эльсвит решила навечно посадить ее под замок.

– Да, – покорно согласилась Брида, а мне пришлось притвориться, будто я подавился дымом.

Затем Эльсвит подарила нам по распятию. У нее было приготовлено два распятия, оба из серебра, но, пошептавшись с монахиней, она заменила одно серебряное распятие на маленькое деревянное, которое и подарила Бриде. Я получил серебряное и тут же послушно повесил его на шею и поцеловал, к умилению Эльсвит. Брида поспешно повторила мой жест, но ни один ее поступок не мог теперь вызвать умиления жены Альфреда. Брида была незаконнорожденной преступницей.

Альфред с наступлением ночи вернулся из Батума, и мне пришлось сопровождать его в церковь, где начались бесконечные молитвы и славословия. От монотонного пения четырех монахов я едва не заснул, а когда все это наконец-то закончилось, меня пригласили сесть за стол вместе с Альфредом.

Беокка внушал мне, что это большая честь и лишь немногим выпадает счастье трапезничать с королем, но я с детства ел с датскими вождями, которым, кажется, было безразлично, кто с ними сидит, лишь бы он не плевал в кашу, так что приглашение меня не впечатлило. Я был голоден и мог бы съесть целого жареного быка, поэтому сгорал от нетерпения, пока мы церемонно омывали руки в поднесенных слугами тазиках с водой, а потом стояли рядом с высокими стульями и креслами, дожидаясь, когда же Альфред с Эльсвит выйдут к столу. Епископ вознес молитву, прося Господа благословить то, что мы собирались съесть, за это время еда остыла, а когда мы все-таки сели за стол, каким разочарованием оказался ужин!

Ни свинины, ни баранины, ни говядины – ничего, что понравилось бы мужчине, только творог, порей, яйца всмятку, хлеб, разбавленный эль и холодная похлебка из ячменя, вкусная, как лягушачья икра. Альфред весь обед повторял, как это прекрасно, но под конец признался, что его мучают ужасные боли в животе, а такая еда хоть как-то их уменьшает.