– А ты ведь Утред! – сказал Эгфрит. Он пристально глядел на меня.
– И что с того? – с вызовом спросил я.
– Я слышал, ты погиб, господин, – ответил он, – но, слава Богу, это не так.
– Ты слышал, что я погиб?
– Будто бы тебя убил датчанин.
Мы говорили по-английски, и Рагнар захотел узнать, о чем речь. Я перевел.
– Датчанина звали Веланд? – спросил Рагнар Эгфрита.
– Да, так его зовут, – подтвердил аббат.
– Зовут?
– Веланд и есть тот, кого мы лечим от ран, господин. – Эгфрит снова посмотрел на меня, будто не веря, что я жив.
– Каких еще ран? – захотел знать Рагнар.
– На него напал человек из крепости, господин. Из Беббанбурга.
Рагнар, разумеется, пожелал услышать всю историю.
Похоже, Веланд вернулся в Беббанбург, заявил, что меня убил, и получил свою награду серебряными монетами. Из крепости его провожало полдюжины человек, в том числе Элдвульф, кузнец, рассказывавший мне сказки в своей кузнице. Элдвульф напал на Веланда и ударил по плечу топором, прежде чем его оттащили. Веланда привезли сюда, а Элдвульфа, если он еще жив, держат в Беббанбурге.
Если аббат Эгфрит думал, что в Веланде его спасение, он просчитался. Рагнар ухмыльнулся.
– И ты дал Веланду приют, хотя знал, что он убил Утреда? – спросил он.
– Это дом Господа, – сказал Эгфрит, – мы даем пристанище всем.
– Даже убийцам? – спросил Рагнар, потянулся к затылку и распустил кожаный шнурок, стягивавший волосы. – Тогда скажи мне, монах, сколько твоих людей отправилось на юг помогать своим товарищам убивать датчан?
Эгфрит заколебался, что само по себе было ответом. Рагнар выхватил меч, и тут монах обрел голос.
– Некоторые ушли, господин, – сказал он, – я не смог остановить их.
– Не смог их остановить? – переспросил Рагнар, мотнув головой так, что мокрые волосы хлестнули его по лицу. – Но ты здесь главный?
– Я аббат, господин.
– Значит, ты мог их остановить. – Рагнар разозлился, наверное, вспомнив тела, которые мы выкопали под Гаруумом, в том числе тело маленькой датской девочки, на бедрах которой все еще была кровь. – Убить их, – велел он своим людям.
Я не принимал участия в убийстве. Я стоял на берегу, слушал крики птиц, смотрел на Беббанбург и слышал, как клинок вершит свою работу. Брида подошла и встала рядом со мной. Она взяла меня за руку и уставилась за серые, покрытые барашками воды и на огромную крепость на утесе.
– Это твой дом? – спросила она.
– Да.
– Он назвал тебя господином.
– Я и есть господин.
Она прижалась ко мне.
– Думаешь, христианский бог нас видит?
– Нет, – сказал я, удивляясь, как она угадала, что я задаюсь именно этим вопросом.
– Он никогда не был нашим богом, – сказала она сердито. – Мы поклонялись Вотану, Тору и Эостре, другим богам и богиням, а потом явились христиане, и мы забыли наших богов, но теперь пришли датчане, чтобы вернуть нас к ним.
Она резко замолчала.
– Это Равн тебе рассказал?
– Кое-что рассказал, но остальное я поняла сама. Это война между богами, Утред, война между христианским богом и нашими богами, а когда в Асгарде война, боги заставляют и нас на земле сражаться за них.
– Мы победим, как ты думаешь? – спросил я.
Вместо ответа она указала на мертвых монахов, лежащих на мокрой траве в окровавленных рясах.
После того как они были убиты, Рагнар вытащил Веланда из постели. Тот явно был при смерти, от его раны дурно пахло, он дрожал, но прекрасно понимал, что с ним происходит. Мы нашли под кроватью его награду – мешок отличного серебра весом с новорожденного младенца и, прибавив серебро к жалкой лепте монастыря, разделили между воинами.
Сам Веланд валялся на окровавленной траве, переводя взгляд с меня на Рагнара.
– Хочешь его убить? – спросил меня Рагнар.
– Да, – ответил я, потому что иного ответа быть не могло.
Я вспомнил, как все начиналось, вспомнил день, когда увидел Рагнара танцующим на веслах у этого берега, вспомнил, как на следующее утро он привез в Беббанбург голову моего брата.
– Мне нужна его голова, – сказал я.
Веланд пытался заговорить, но сумел выдавить только стон. Он не сводил глаз с меча Рагнара.
Рагнар передал меч мне.
– Он острый, – сказал он, – но ты поразишься тому, сколько на это требуется силы. Топором было бы проще.
Теперь Веланд смотрел на меня. У него стучали зубы, его передергивало. Я ненавидел его. С самого начала я его не любил, а теперь ненавидел, но все равно меня коробило при мысли об убийстве, хотя он и так был полумертв. Я уже знал: одно дело – убить в бою, отправив душу храброго бойца в пиршественный зал богов, но совсем другое – лишить жизни беззащитного человека. Должно быть, Веланд уловил мои колебания, потому что попытался вымолить себе жизнь.
– Я буду тебе служить, – сказал он.
– Пусть негодяй помучается, – ответил за меня Рагнар. – Отправь его к подземной богине, только дай ей знать, что он идет, заставь его страдать.
Не думаю, чтобы он сильно страдал. Он и без того был настолько плох, что даже от моих слабых ударов тут же потерял сознание, но все равно у меня ушло много времени, чтобы его убить. Я изрубил его. Меня всегда поражало, сколько усилий требуется, чтобы убить человека. В песнях скальдов все получается легко, но так бывает редко. Мы – упрямые создания, мы цепляемся за жизнь, нас тяжело уничтожить. Наконец душа Веланда все же отправилась восвояси, а я рубил, пилил, колол и сумел-таки отделить окровавленную голову от тела. Его рот был перекошен агонией, и в этом было хоть какое-то утешение.
Я попросил у Рагнара кое-что еще, зная, что он не откажет. Я взял несколько пожертвованных бедняками монет из нашей добычи, потом пошел в одну из больших монастырских построек и отыскал скрипторий, где монахи переписывали книги. До того как жизнь моя переменилась под Эофервиком, я приходил сюда с Беоккой, и иногда монахи давали мне испорченные куски пергамента и чудесные краски.