Последнее королевство - Страница 42

Ивар и Убба возвращались вместе с нами, поэтому по реке двигалась целая флотилия. Весла опускались и поднимались, на носах вместо снятых драконьих голов торчали зеленые дубовые ветки, означавшие, что мы возвращаемся с победой. Мы привезли домой много сокровищ. Датчане очень ценили сокровища. Люди шли за своими ярлами, потому что знали: их вознаградят серебром, а после захвата трех из четырех королевств Англии у датчан накопились целые состояния, и некоторые даже решили отвезти часть денег домой, в Данию. Большинство же остались, потому что самое богатое королевство еще не было завоевано, и люди думали, что станут богатыми, как боги, когда падет Уэссекс.

Ивар с Уббой возвращались в Эофервик в ожидании неприятностей. Они развесили щиты по бортам своих кораблей, но, какие бы бури ни тревожили Нортумбрию, на городе они не отразились. Король Эгберт, правивший от имени датчан, даже сердито заверил, что никаких волнений и не было. Архиепископ Вульфер утверждал то же самое.

– Везде есть разбойники, – высокомерно проговорил он, – может, вы об этом слышали?

– А может, это вы глухие, раз не слышали о волнениях, – проворчал Ивар.

И он оказался прав, потому что, когда разнеслись слухи о возвращении армии, от олдермена Риксига из Дунхолма примчались гонцы. Дунхолм был большой крепостью на высоком утесе, который огибала река Виир. Утес и река делали Дунхолм почти таким же неприступным, как Беббанбург, и там правил Риксиг, который ни разу не поднимал меча на датчан. Когда мы атаковали Эофервик, когда погиб мой отец, Риксиг сказался больным и его люди остались дома, но теперь он послал слуг сообщить Ивару, что у Гаруума перебили отряд датчан. Это произошло в знаменитом монастыре, где человек по имени Беда написал историю английской церкви, которую вечно нахваливал мне Беокка. Он говорил, что, когда я научусь читать как следует, я сам смогу насладиться этим произведением. Мне до сих пор еще только предстоит это удовольствие, но в Гарууме я побывал и видел место, где была написана книга, потому что Рагнару поручили отправиться туда и выяснить, что же произошло.

Похоже, шестеро датчан, все люди без хозяев, отправились в Гаруум и потребовали, чтобы им показали сокровища монастыря. Когда монахи сказали, у них нет ни пенни, шестеро начали убивать, но монахи дали им отпор, а поскольку монахов было два десятка, и им еще помогали горожане, шестеро датчан были убиты, насажены на колья и оставлены гнить на берегу. Если бы на этом все и закончилось! Рагнар признавал, что те датчане сами виноваты, вот только монахи, ободренные успехом, двинулись на запад по реке Тайн и напали на датское поселение, где было всего несколько человек, слишком старых или больных, чтобы идти дальше с армией. Монахи изнасиловали и перебили там около двадцати женщин и детей, утверждая, что ведут священную войну. К стихийно собравшейся армии присоединялось все больше народу, но олдермен Риксиг, испугавшись мести датчан, отправил своих людей на усмирение восстания и схватил много бунтарей, включая дюжину монахов, которые теперь сидели под замком в крепости над рекой.

Все это сообщили гонцы Риксига и подтвердили те, кто пережил бойню, в том числе девочка возраста Тайры. Она рассказала, что монахи по очереди изнасиловали ее, а потом насильно окрестили. Она сказала, что с ними были и монахини, которые побуждали мужчин к насилию, а потом принимали участие в убийствах.

– Змеиное гнездо, – сказал Рагнар.

Я еще никогда не видел его таким злым, даже после случая со Свеном. Мы откопали несколько погибших датчан, все они были раздеты и в крови. Всех их пытали перед смертью.

Мы нашли священника и заставили назвать самые большие мужские и женские монастыри Нортумбрии. Среди них, конечно, был Гаруум, а еще один большой женский монастырь сразу за рекой и другой – на юге, там, где река Виир впадала в море. Много монахинь жили в Стреоншеле неподалеку от Эофервика, а на острове, который Беокка всегда называл священным, находился монастырь Линдисфарена. Существовало и много других монастырей, но Рагнару было достаточно самых главных.

Он отправил гонцов к Уббе и Ивару, предлагая их людям обесчестить всех монахинь Стреоншела и убить всех, кто принимал участие в мятеже, а сам отправился в Гаруум. Все монахи были перебиты, все постройки, кроме каменных, сожжены, все сокровища захвачены – а под церковью оказались спрятаны серебро и золото.

Помню, мы нашли и большую стопку пергаментных листов, сплошь исписанных мелкими черными буквами. Тогда я не понял, что это за листы, и теперь тоже не знаю, что в них было написано, потому что их сожгли. Когда от Гаруума ничего не осталось, мы отправились на юг, к монастырю в устье Виира, и там повторилось то же самое. Затем мы перешли через Тайн и разгромили женский монастырь на северном берегу; тамошние монашки, возглавляемые аббатисой, специально изрезали себе лица, зная, что мы идем. Чтобы избежать бесчестия, они изранили щеки и лбы и встретили нас все в крови, причитающие и страшные. Не знаю, почему они не сбежали, а вместо этого остались ждать своей смерти, проклиная датчан и прося небеса покарать врагов.

Я никогда не говорил Альфреду, что участвовал в знаменитом уничтожении северных монастырей. Эту историю до сих пор приводят как пример ярости и вероломства датчан; каждый ребенок в Англии знает историю о монашках, изрезавших лица до кости, чтобы избежать изнасилования благодаря своему уродству... Что помогло им не больше, чем молитвы Эдмунда помогли королю спастись от стрел.

Помню, однажды на Пасху я услышал проповедь об этих самых монахинях и с трудом удержался, чтобы не сказать, как все было на самом деле. Священник утверждал, будто датчане обещали не трогать монахов и монахинь Нортумбрии, что уже было неправдой. Он говорил, будто для резни не было причин, – еще одна очевидная ложь. А еще он рассказал сказку, как монахини помолились, и Господь закрыл ворота монастыря непроницаемой вуалью, и как датчане бились об эту завесу, но не смогли за нее проникнуть; а я гадал, зачем же, если у монахинь был такой незримый щит, они калечили себя. Видимо, они знали, как завершится история, ведь датчане якобы привели из ближайшей деревни маленьких детей и грозились перерезать им глотки, если завеса не исчезнет, что и случилось.